makarova_faina

Блеф, состоящий из двух волшебных слов — «высочайшая персона», — мог бы спасти жизнь 24-летнему молодожену Артему Чечикову.

18 августа новобрачные Лена и Артем Чечиковы возвращались после медового месяца из Испании домой в Челябинск. Ребята поели и уснули. Лена проснулась от того, что Артему было плохо, он не мог вздохнуть. Если человеку в самолете плохо и рядом оказывается врач — это редкая удача. Рядом с Артемом Чечиковым оказался не один, а несколько врачей, и все они, не отступая ни на минуту, самоотверженно оказывали ему помощь. Спасали. Об этом, не сговариваясь, написали сегодня уже десятки очевидцев. И теперь уже известны все герои слаженной команды, не давшей молодому человеку умереть в полете. Это прежде всего руководитель курганского Центра медицины катастроф, врач-реаниматолог Валерий Лукьянов, офтальмолог курганского госпиталя для ветеранов войн Наталья Кныш, врач-психиатр Курганской областной психоневрологической больницы Ирина Сурикова. Было еще два верных помощника —  медсестра Лариса Амирова и профессионально обученный стюард испанской компании. Первый пост о трагедии, «написанный на эмоциях», как об этом говорит сама автор — врач Ирина Сурикова, появился на медицинском форуме. Его перепостили тысячи:

«…Самолет, 200 человек возвращаются из Испании в Челябинск. У молодого человека неожиданно происходит остановка сердца. Бортпроводники кричат врачей, находится несколько человек на борту, в том числе и доктор-реаниматолог. Начинается непрямой массаж, кислород (несколько баллонов было на борту), в бортовой аптечке адреналин — вводится, реанимация проводится, насколько это возможно в таких условиях.  <…>

Выясняется, что пролетаем над Москвой, счастью нет предела, отдана команда пилотам, самолет приступает к снижению, реанимационные мероприятия продолжаются в прежнем темпе. При этом пилоты предупредили «Шереметьево», что нам нужна реанимационная бригада и требуется госпитализация. Парень начинает шевелиться, зрачки сужаются, цианоз (синюшная окраска кожи) медленно исчезает, но артериальное давление не прослушивается. Попутно выясняем у жены, что парень здоровый, не пьет, не курит, занимается спортом. Выставляется диагноз «острая коронарная недостаточность и отек легких». Сели.

Заходят в салон две женщины в халатах (фельдшер и врач) и испуганно смотрят на нас. Мы спрашиваем: «ГДЕ БРИГАДА?» Нам отвечают: «КАКАЯ БРИГАДА?»

Реаниматолог чертыхается, требует у вышеуказанных медработников аэропорта ларингоскоп, батареек в нем нет, в аптечке у них тот же набор, что и на борту.

Мы 1,5 часа (!!!) ждали реанимационную бригаду…

Был пятый час утра, насколько я помню. Нам все время говорили, что «едут, сейчас приедут». Тащили парня, тащили, тащили. Была надежда. Он умер, когда приехали долгожданные реаниматологи, подошли к парню неторопливым шагом…

Было страшно, было обидно. За своих коллег, за жену, которая билась в истерике, когда ей сказали: «Он умер».

Когда мы сели и выяснилось, что нас никто не ждет, что «Боинг», который экстренно запрашивает посадку с умирающим молодым человеком на борту, — это фигня, стюардесса сказала нам: «Добро пожаловать в вашу страну».

Безразличие, которое не встретишь в провинции, — вот что такое Москва. Как сказал доктор-реаниматолог… «У нас бы за такое расстреляли…»

…— Все это время пациент был жив, самостоятельно дышал. У него была правильная реакция зрачков на все происходящее. Но сердце самостоятельно работать не могло, потому что необходимо было специальное оборудование и препараты. Их на борту самолета не было, — скажет позже доктор Наталья Кныш.